Вы здесь

И все же по-прежнему остается открытым вопрос, способна ли власть над собственным телом, его косметическое изменение и в самом деле сделать человека счастливым?
Сандер Л. Джилмен: Первые косметические хирурги верили, что после операции жизнь пациента изменится к лучшему. Их целью и в самом деле было создание счастья. Сейчас серьезные хирурги обещают только уменьшить число морщин на лице или складок на теле, удлинить пенис или увеличить бюст. Современный хирург не обещает счастья!
И все же большинство людей, которые подвергают себя операции, по-прежнему верят в то самое счастье и надеются, что их дела в эротическом или финансовом отношении пойдут лучше.
Не действует ли тут эффект плацебо: если я выкладываю тысячные суммы, значит, мне все сделают хорошо.
Сандер Л. Джилмен: Большинство исследований свидетельствует о том, что приблизительно 85 процентов пациентов даже через три года после операции довольны ее результатом. Сложная косметическая операция стоит приблизительно столько же, сколько новый автомобиль. А автомобилем, согласитесь, многие покупатели через три года после покупки уже не очень довольны, и они подумывают о его замене. Так что, возможно, деньги лучше инвестировать в косметическую операцию, чем в автомобиль. Кстати, обратите внимание: речь в данном случае идет о том, что люди довольны, а не счастливы.
Так это не самовнушение?
Сандер Л. Джилмен: Часто, но не всегда. Бывает, конечно, операция лишена смысла. К примеру, случаи, при которых пациенты вообще не способны смириться с собственным телом, как бы оно ни выглядело. Или - случаи так называемой операциемании, когда пациента, как к наркотику, снова и снова тянет под нож. Ярчайший пример - Майкл Джексон.
Таким людям определенно лучше пройти курс психиатрического лечения. Серьезный врач не станет их оперировать - уже просто потому, что хотел бы иметь вменяемых пациентов, которые останутся им довольны. Эстетические хирурги всегда работают в связке с психологами, чтобы отсеивать подобных пациентов и отсылать их к психотерапевтам.
Разумеется, бывают и неоднозначные ситуации. Пять лет назад один американский хирург прооперировал пациента, который хотел повысить свою эротическую привлекательность путем ампутации ноги. Ну, есть такие люди, которым ампутации кажутся эротичными. И хирург сказал: «Что ж, хотите остаться без ноги? Пожалуйста». И отрезал ее. Что очень возмутило общественность Соединенных Штатов. Но аргументы того врача были логичными: если разрешается при изменении пола отрезать пенис, то допустимо и ампутировать ногу.
А что вы думаете на этот счет как психиатр?
Сандер Л. Джилмен: Лично я думаю, что не нужно предпринимать никаких вмешательств, последствия которых будут необратимыми. Именно потому, что человек - динамичное существо, и его самооценка может измениться. Но, то же самое можно сказать, кстати, и о смене пола. И что «правильно», а что «неправильно», определяется обществом, а не отдельным индивидуумом. Но «ценности» со временем меняются. Все, что ново, сначала считается недопустимым, потом становится приемлемым, а потом проблема и вовсе исчезает.
Если к пластическому хирургу приходит взрослый человек с просьбой «сделать покрасивее» совершенно здоровый орган, это, возможно, обдуманное решение. Но пациенты все время молодеют ...
Сандер Л. Джилмен: Это серьезная проблема. В Японии, например, девушки увеличивают себе грудь еще в период полового созревания. А коррекция носа - типичный подарок на шестнадцатилетие для корейца или вьетнамца. Такие вещи, конечно, вызывают большие сомнения. И как не осудить тот факт, что «подарок» делают именно родители, которые, казалось бы, должны принимать своего ребенка таким, какой он есть?
Уже идут дискуссии о том, можно ли устранять отклонения посредством дородовой диагностики. Как далеко может зайти стремление к единообразию?
Сандер Л. Джилмен: Французский медик XVIII века Мари Франсуа Ксавье Биша сформулировал знаменитый парадокс. Он задался вопросом, что произошло бы, если бы все женщины стали красивыми. И предположил, что после этого люди стали бы искать более тонкие различия. Сейчас мы с помощью дородовой диагностики можем выявлять не только пороки развития, но и наследственные болезни. И кое-кто начинает задумываться, не надо ли полностью удалить из генофонда любые, самые мелкие пороки, например, волосы на ногах у женщин или недостаточно длинные пенисы у мужчин. Но если бы мы удалили все, что нам кажется нездоровым, то в соответствии с парадоксом Биша, мы стали бы проводить дальнейшие разграничения и искать новые признаки, по которым люди отличаются друг от друга
Пока мы только у истоков эмбриональной терапии, но уже в ближайшие двадцать лет возникнет множество методов терапии плода в материнской утробе. И тогда встанет вопрос о косметическом вмешательстве. Дойдет ли до того, что мы будем решать, хотим ли мы уменьшить нос у еще неродившегося человека? Я думаю, это обязательно будет публично обсуждаться, как только станет технически возможным.